Я купил всё купе. Но проводник решил, что эти места «общие» и продал их сам. Честный рассказ пассажира о путешествии в поезде

Ода железнодорожным путешествиям и цене тишины

Моя супруга и я питаем особую симпатию к железнодорожным путешествиям. В этом способе перемещения ощущается нечто одухотворенное, живое. Самолеты предлагают лишь бесстрастные металлические крылья и кондиционированный, сухой воздух. Автобусы же сопровождаются нескончаемой вибрацией и своеобразным амбре, независимо от маршрута. А поезд… поезд — это сродни уютному загородному дому на колесах: размеренное движение, привычный стук, но неповторимый комфорт. Можно часами созерцать проплывающие пейзажи – поля, деревушки, темные ленты оврагов, забытые станции с безликими номерами вроде «314-й километр».

Или просто наслаждаться тишиной поездки – привилегия, ставшая редкой в наши дни.

Когда в нашей семье появился сын, повседневность обрела новые грани, но ключевой принцип остался неизменным. Умиротворение имеет свою цену. И в случае с железнодорожным транспортом душевный покой оборачивается стоимостью четырех проездных документов на двоих. Даже если вы не обладаете исполинским ростом и не обременены избыточным багажом, в нашем купе не должно быть посторонних. Ни дамы с вареными яйцами, ни подростка с лапшой быстрого приготовления, ни мужчины в форме, демонстрирующего зубочистку. Мы платим за безмолвие.

За возможность не пробуждаться посреди ночи от внезапного грохота, когда кто-то резко распахивает дверь. Или от монотонного похрапывания, ритмично вторгающегося в сновидения.

Первое подобное столкновение стало показательным, почти классическим примером. Тогда нас было только двое. Мысли о потомстве были еще абстрактны, а будущий наследник рисовался идеальным, бесшумным и признательным. Поезд следовал в южном направлении. Июль. У нас были оформлены два нижних места, а два верхних, хотя и пустовали, считались нашими – виртуально. Сумки, книги, запас печенья и пива. Окно приоткрыто. Доносился характерный гудок электровоза и далекий звон рельсов. И вдруг: крик, топот, и – бац! – в проеме возникли две женские фигуры.

Одна из них, казалось, слилась воедино с массивным дорожным сундуком, другая же держала сетку, из которой недвусмысленно торчали птичьи лапы – живые куры. В их глазах читалось непоколебимое убеждение в своем праве на железнодорожное пространство. Они стремительно ворвались внутрь и принялись осматриваться, словно мы были элементом обстановки.

— А это что? — одна из них похлопала по обивке сиденья. — Тут не занято?

Я вежливо поднялся, сделал шаг навстречу и произнес заранее подготовленную фразу:

— Извините, но купе выкуплено полностью.

— Как это?

— Мы внесли оплату за все места.

— Но нас же проводник сюда направил!

Я сделал глубокий вдох и отправился на поиски проводника. Он, небрежно расстегивая жилет, стоял в проходе, его взгляд выражал невысказанное требование, словно я задолжал ему пять сотен с прошлого рейса.

— Послушайте, у нас все купе. Вы что, подселяете людей?

— Ну и что? У вас же два места пустуют.

— Именно. Мы приобрели их, чтобы они оставались пустыми.

— Разве вам жалко?

Вот это всегда вызывает особое «восхищение». Странная формулировка: «разве вам жалко?». Будто добросердечие – это не разменная монета, которую каждый обязан бездумно тратить. Я посмотрел на него почти ласково:

— Жалко. Конечно, жалко. И нервов, и средств, и вечера. Жалко, когда кто-то нарушает личное пространство, которое, между прочим, было оплачено.

Он издал невнятный звук, потерев переносицу, и удалился. Минут через десять женщины выскочили, недовольно ворча. Одна из них бросила на меня взгляд, исполненный неприкрытой неприязни, словно я был врагом общества.

Супруга молча открыла пиво.

— Триумф?

— Скорее, перемирие. С отложенным эффектом.

Тогда это повторялось через раз. Иногда препирательства были затяжными, иногда – скоротечными. Однажды сам начальник поезда почтил нас своим присутствием – внушительный мужчина, державшийся с официальной строгостью и явным недоверием.

— Зачем вы приобрели все четыре? — спросил он.

— Чтобы исключить присутствие посторонних.

— Это необычное решение.

— А совместное проживание в тесноте – разве не вызывает вопросов?

Моей метафоры он не оценил. Но дальнейших препирательств избежал.

А потом появился сын. Год, потом два. Он не кричал, но и не хранил безмолвия. Как все дети – его настроение диктовалось комфортом: теплом, сытостью и степенью занятости. Мы не хотели избегать дискомфорта для себя и окружающих. Четыре билета. Купе трансформировалось в подобие миниатюрного жилища: здесь спали, здесь ели, здесь строили конструкции из кубиков. За окном – леса, поля, редкие птицы. Иногда проносилась станция, название которой, казалось, было порождено абсурдным сном – «Сухобузимская» или «Зея».

Как-то подошел сосед по вагону – мужчина лет шестидесяти, в полосатой майке, с кружкой чая:

— А что это у вас все купе ваше?

— Ну да, — говорю. — Мы выкупили все.

— Неплохо устроились!

— Не в роскоши дело. Просто однажды нам довелось ехать в одном купе с вами. Это стало поворотным моментом, и мы приняли решение.

Он, кажется, не понял. Но вежливо кивнул.

Сейчас ситуация стала спокойнее. Проводники более не вступают в прения. Просто отмечают что-то в своих журналах, словно узнают нас. Мы и правда путешествуем реже. Сын повзрослел, его потребности возросли, да и свободного времени не так много. Но если снова ехать – и снова – только полное купе.

Существуют святыни, которые не терпят деления. Твоё личное пространство. Безмятежный сон. Абсолютная тишина. И те заветные квадратные метры ты приобретаешь не ради чьего-то присутствия рядом, а ради неоспоримой гарантии: сегодня ночью ты наконец-то погрузишься в сон, а не будешь мучительно подбирать слова для жалобы на соседей.

Читайте также: 

• Гусеницы на капусте: как бороться с напастью без химии
• Мажу на пятки каждый вечер и они нежнее шелка - хожу в босоножках как по красной дорожке
• Вы привыкли так пить: какие продукты несовместимы с кофе - выделяют яд
• Как же меня радует этот многолетник: усыпан яркими цветами все лето, а ухода почти не просит